Путин после 1 июля

Вообразим, что россияне дружно выскажутся против поправок в Конституцию. Грозит ли это чем-то президенту-автократу?

Представьте себе, что вам вместо рагу из кролика приготовили рагу из кошки. Насколько актуален будет вопрос, с чем его есть: с горчицей или с кетчупом? Существуют, правда, люди, настолько любящие кетчуп, что готовы кушать с ним любое блюдо. Тогда нет проблемы — почему бы не получить удовольствие от поедания кошки с вкусной приправой?

Это я о том, что нас ждет 1 июля. Процесс голосования — «приправа» к демократии. Порой он доставляет удовольствие сам по себе. Человек ощущает свое участие в политической жизни. У него повышается самооценка. А если он голосует против, то может сказать, что честно исполнил свой долг и сделал все возможное для преодоления произвола властей. 

Но голосование — еще не демократия. В России — авторитарный режим. Мы прекрасно это понимаем, когда критикуем Путина. Однако, когда размышляем о механизмах преодоления самовластия президента, про авторитаризм забываем. А в авторитарных системах не работают демократические механизмы. И голосование не является ни выборами, ни плебисцитом. Оно используется для легитимации режима, но не для смены правителя.

Мне возразят, что бывают опрокидывающие выборы. Конечно, бывают. Но они опрокидывают режим не сами по себе. Крах автократии происходит, если выборам предшествуют многие другие события. 

В свое время я подробно писал о том, как это было в Польше конца 1980-х (Дмитрий Травин, Отар Маргания. «Европейская модернизация», Книга 2). Если кратко, то в стране возникло сильное рабочее движение, способное забастовками парализовать экономику, а власть при этом стремилась к экономическим реформам — и потому забастовочного движения боялась. Опасалась она и Церкви, игравшей большую роль в демократизации. Бунтующие рабочие, верующие католики и оппозиционные интеллектуалы составляли единый фронт.

У нас сегодня, увы, совершенно иная ситуация. Поэтому 1 июля ничего не опрокинется.

Еще мне возразят, что я максималист. Надо ставить перед собой хотя бы малые цели, и тогда мир постепенно изменится. Вот, например, удалось ведь провести оппозиционных депутатов в Мосгордуму, а до этого — в петербургский ЗакС. Согласен, удалось. Питерских демократов я поддерживаю. Но оппозиционеры в региональных парламентах существуют не благодаря, а вопреки системе, которая не допускает превращения скромной оппозиции в доминирующую фракцию. За 20 лет это стало очевидно. 

Более того, демократы, собственно, даже не являются политической оппозицией. Гораздо чаще это публицисты и правозащитники. Оппозиция всегда борется за власть, за то, чтобы оказаться у руля и проводить свой курс. А у нас люди, не согласные с режимом, могут лишь просвещать тех, кто прислушивается к их мнению, и по мере сил помогать пострадавшим от авторитарной системы. Это важно и благородно. Но голосование 1 июля правозащиту не усилит.

Наконец, мне могут просто сказать: надо же хоть что-то делать. Это — наихудший аргумент. Аргумент людей, опустивших руки и думающих лишь о самооправдании. Мол, я вот пришел и проголосовал, а другие на диване сидели и брюзжали. Такой подход уводит спор от вопроса «Что делать?» к вопросу «Кто виноват?» Это тоже можно обсудить, но не стоит смешивать разные проблемы, когда мы хотим изменить что-то в лучшую сторону. Если мы не можем аргументировано показать, что наши конкретные действия способны хоть чуть-чуть приблизить перемены в стране, не следует требовать от всех следовать нашему примеру. Не стоит собственное стремление очистить совесть трактовать как разумную политическую стратегию.

Я не политик, не собираюсь никого вести за собой и даже не хочу делать вид, будто знаю оптимальные пути к цели. Есть, однако, три важных момента, которые надо принять во внимание при выборе стратегии.

Во-первых, если мы уверяем людей, что видим путь к лучшему будущему, а на самом деле лишь используем их в собственных политических целях, то, в конечном счете, плодим апатию. Она сейчас уже заметна. Если люди ждут, что система изменится в результате «умного голосования», «марша миллионов» или голосования против поправок, а потом раз за разом обнаруживают, что все по-прежнему, они начинают думать, будто Россия обречена. А это неверно. Россия будет свободной, но не надо ставить нереальные сроки и предлагать фантастические пути.

Во-вторых, если мы не знаем оптимальных путей к свободе, можно не сидеть на диване, а делать каждому то, на что он способен. Например, заниматься просвещением. От блестящих рассказов Навального о царящей в российских верхах коррупции в сотни раз больше пользы, чем от его политической деятельности (попыток участия в президентских выборах, «умного голосования», митингов и т. д.)

В-третьих, оптимальные пути надо искать. Интеллектуальный штурм, ставящий задачу поиска реалистичного сценария демократизации, намного полезнее бессмысленного штурма участков для фальсифицируемого голосования.

Уверен, найдутся люди, которые скажут, что, мол, в стране нет демократии из-за таких, как я — отговаривающих от голосования. Но я не отговариваю: не надо путать аналитическую статью с политическим призывом к бойкоту. Бойкот точно так же не изменит ситуацию, как и голосование.

Поэтому всем, кто любит кетчуп, можно его попробовать. Никаких возражений с моей стороны нет. Однако писать, что хороший кетчуп сделает из кошки кролика, я, извините, не могу.

Дмитрий Травин