«Следствие ставит под сомнение легитимность выборов президента РФ»

В субботу, 19 декабря, Центральный районный суд Челябинска рассмотрит ходатайство следователя 4-го управления ГСУ СК РФ Игоря Бедерина о продлении ареста бывшему вице-губернатору Южного Урала Николаю Сандакову, который с конца марта находится под арестом. Сначала, как известно, следствие предъявляло ему обвинение во взятке, затем переквалифицировало его на мошенничество. За основу в дело взяли организацию и финансирование кампании «Единой России» на выборах в Госдуму в 2011 году и выборах президента РФ в 2012 году. Именно Сандаков в то время был помощником губернатора и главным политтехнологом, в зону его ответственности входил и Озерск, бывший сити-менеджер которого – Евгений Тарасов – и заявил о том, что давал деньги Сандакову. Однако деньги эти, как известно, собирались в избирательный фонд «Единой России».  

В ходе допросов у следователя Бедерина Николай Сандаков рассказывал о ситуации на выборах в Озерске. Экс-чиновник считает, что следствие, пытаясь сфабриковать доказательную базу по мошенничеству, ставит под угрозу легитимность выборов в Госдуму и президента РФ в принципе. Адвокаты Сандакова говорят, что после данных их клиентом показаний ему угрожает опасность, и не исключают самый худший вариант развития событий. Защитники уже направили соответствующие заявления в ГУФСИН, генпрокуратуру, СК РФ и ФСБ РФ.  

— Хотелось бы услышать от вас прямо — вы признаете предъявленное вам обвинение в мошенничестве или нет?  

— Я вину не признавал и признавать не собираюсь. Ибиев (руководитель 4-го управления ГСУ СК РФ) и Бедерин все время говорят мне, что объективного суда не существует, что система так устроена, что если под ее каток попал, то срок уже будет зависеть не от того, виновен ты или не виновен, а от степени сотрудничества со следствием. Оперативники УФСБ добавляют, что моя невиновность никого не интересует, что девочка-судья из районного суда вынесет нужный им приговор, что областном суде их руководитель уже все решил, а до Верховного суда я не дойду и сидеть буду в Челябинской области в жестких условиях, так как они на 100% контролируют систему ФСИН. Про то, что аресты незаконные, они (следователь и оперативники), кстати, все понимают, но говорят, что, когда я дойду до Верховного суда, это будет уже неважно – буду в лагере. О подконтрольности свердловской судебной системы они говорят не стесняясь. Есть свидетели, при которых Бедерин прямо со своего служебного телефона звонил судье Ленинского райсуда Екатеринбурга и чуть ли не надиктовывал формулировки для постановления об аресте.  

Несмотря на все эти «пугалки», я вину свою не признаю ни по взятке, ни по мошенничеству, ни по компьютерному взлому и не собираюсь себя оговаривать. Я совершил некоторые нехорошие поступки в отношении некоторых людей, и за это я готов ответить.

— Какими рисками грозит ваше уголовное дело для государства, для других «политических» вице-губернаторов?  

 — Я даже не могу себе представить, какой урон может быть нанесен политической стабильности и государственным интересам, если сфабрикованные следствием и оперативниками «доказательства» станут достоянием политических оппонентов российских властей внутри страны и за рубежом. С помощью показаний контролируемых оперативниками свидетелей сформированы доказательства, по которым у общественности может сложиться ошибочное представление о методах работы и законности результатов выборов – в частности, в Госдуму в 2011 году и президента в 2012 году. Следствие своими действиями пытается поставить под сомнение легитимность этих выборов.  

Повторюсь: доказательства сфабрикованы, цели – непонятны. Люди, которые инициировали уголовное преследование и арест, похоже, совсем потеряли адекватность.  

Нами направлены предварительные сообщения в СК РФ, ФСБ РФ, Генпрокуратуру РФ и готовится расширенный доклад на основе 5 резонансных уголовных дел последнего времени, расследуемых 4-м управлением ГСУ. В этом докладе мы представим доказательства преступной деятельности следствия. В ближайшее время этот доклад будет направлен в соответствующие инстанции, а в конце января – представлен на суд общественности.  

— Расследование уголовного дела в отношении вас завершено. Вы уже знакомитесь с материалами дела? Сколько томов в деле?  

— 9 декабря я начал знакомиться с материалами уголовного дела. В деле – 41 том, составлены они по очень интересному принципу. В общей сложности мы видели на сегодняшний день около 17 томов. Два их них практически полностью — это устав и учредительные документы ЗАТО Озерский городской округ и города Магнитогорска. Еще два тома – не имеющие никакого отношения к делу документы о моих командировках за несколько лет. По полтома занимают справки и характеристики на каждого из свидетелей обвинения (по некоторым есть даже характеристики из школы, хотя школу они закончили 30 лет назад) и т.д. Складывается впечатление, что дело формировалось для того, чтобы сказать – вот, мол, у нас целых 40 томов доказательств. Реально же имеющих отношение к делу документов не более четверти, а может, даже меньше.

— Сколько вы уже успели прочитать? Что вас уже успело удивить, возмутить, порадовать?  

— На сегодня я успел прочитать пять томов (в каждом 250 страниц). Мои защитники сейчас активно занимаются снятием копий с материалов дела, а делать это одновременно с моим ознакомлением невозможно по созданным следствием и администрацией СИЗО условиям – адвокатам запрещают использовать фотоаппаратуру в помещении, где находится обвиняемый. У нас складывается впечатление, что следователь умышленно затягивает время – материалы для ознакомления он представил только после жалобы в суд; при совместном с адвокатами ознакомлении выдает нам только один том дела на всех, хотя рациональней было бы выдать по тому каждому. Кроме пяти томов мы просмотрели и ключевые доказательства по делу, ссылаясь на которые ранее, следователь заявлял, что моя вина полностью доказана (сначала говорил – по взятке, потом – по мошенничеству). Следователь заявлял, что при ознакомлении с делом я сам это увижу. Но ни одного объективного доказательства мы пока не увидели. А когда я пытаюсь ускорить Бедерина, то вижу, что он и сам понимает абсурдность и моего уголовного преследования, и 9-месячного ареста. Первое впечатление – дело содержательно пустое, раздутое в 41 том для «картинки» и объема.  

— Есть ли в деле доносы? Кто отказался лжесвидетельствовать против вас или, наоборот, дал какие-то сомнительные показания?  

— Как таковых доносов и оговоров, кроме показаний Тарасова, в деле я пока не увидел. Но есть интересные допросы интересных людей, написанные явно под диктовку, в интересах необъективного следствия на первых стадиях расследования, когда еще пытались обосновать взятку. Сейчас эти показания практически никакого значения уже не имеют, но ярко демонстрируют методы работы оперативников и следствия, а также характеризуют некоторых людей, которые то ли из-за страха преследования, то ли из ненависти ко мне в допросах договорились до очень странных вещей, не укладывающихся ни в какую логику. Никого не виню ни в чем. Называть этих людей сейчас не хочу, их показания будут озвучены публично в ходе судебного процесса.

Из интересного. Удивляет, что следствие и оперативники с помощью моего дела пытаются сводить счеты с участниками других уголовных дел, коллегами из правоохранительной системы, несогласными с деятельностью 4 управления ГСУ СК РФ по фабрикации уголовных дел.  

Вспомнил еще один любопытный факт. В деле есть постановление о прослушке, слежке, контроле электронных сообщений, скайпа, датированные декабрем 2012 года. То есть я 2,5 года находился фактически под тотальным контролем, и никакой фактуры за это время они не насобирали.

— Часто и вами, и вашей защитой заявлялось, что в деле много сфабрикованных материалов. Могли бы вы привести конкретные примеры?  

— Например, несколько допросов Тарасова, проведенные в разное время, с взаимоисключающими свидетельствами о ходе событий. Только версий моего с ним знакомства у него три! Мотивов моей «преступной» деятельности как минимум четыре (!), и менялись они в угоду необъективного следствия несколько раз – каждый раз, когда возникла несостыковка, оперативники «прорабатывали» Тарасова, для подстраховки прикрепляли к нему адвоката Шатрова (про него можно почитать в СМИ), и Бедерин брал новые «нужные» показания.  

Сфабриковали показания по полномочиям должностного лица, когда пытались вменить мне взятку. Взятку не вменили, а сфабрикованные доказательства в деле остались. Сфабриковали с помощью Тарасова линию по моей опасности для общества и угрозам свидетелю – для обоснования ареста. Когда же мы в третий раз начали через судебные органы настаивать на возбуждении уголовного дела по факту моих угроз, следователь Бедерин признал, что никаких угроз не было. Напомню, что угрозы следователь использовал в качестве основного аргумента для содержания меня в СИЗО.  

— Проводилось ли исследование на полиграфе?  

— Это тоже из серии сфальсифицированных доказательств. В угоду следствию и для его реабилитации частично сфабриковали отчет об исследовании на полиграфе. Это исследование, которое я сам и инициировал. Мало того, что оно сфабриковано, так оно и не логично. На одни и те же, по сути, вопросы даны разные заключения в разных блоках исследования, а некоторые результаты вообще свидетельствуют об абсурдных вещах. Сразу после исследования я обсуждал результаты с экспертом, который его проводил (это был сотрудник СК РФ), и он мне озвучивал совершенно обратные выводы – совсем не те, которые я увидел в отчете. Тогда мне стало понятно, почему Бедерин отказал в присутствии независимого эксперта при исследовании.  

Естественно, мы сразу подали ходатайство о проведении альтернативного исследования с целью подтвердить не только данные ранее показания, но и факт угроз и давления со стороны Ибиева, Бедерина, Костенко (оперативник УФСБ по Челябинской области – прим. ред.). Как вы думаете, какое решение принял следователь? Правильно, отказал! И хотя мои защитники уверяют меня, что этот абсурдный отчет, так же, как и подобное «творчество» следствия с Тарасовым, мы исключим из доказательств, для меня очень важно пройти это исследование и доказать, что я не взяточник и не мошенник. Поэтому отказ следователя мы уже обжаловали в суде. Кстати, в СИЗО следствие держит меня в том числе и для того, чтобы не дать мне возможности пройти полиграф. Будучи на свободе или в условиях домашнего ареста, я бы прошел полиграф и без согласия Бедерина.

Вообще и следователь, и его руководители, и люди, которые затеяли всю эту историю, прекрасно понимают, что я не виноват, и надеются избежать ответственности через обеспечение тотального контроля за всеми участниками процесса. Поэтому всеми правдами и неправдами держат меня в СИЗО, следят за моими защитниками и родственниками, пугают свидетелей и т.д. Подставили всю судебную систему Свердловской области ради амбиций двух людей, уже запятнавших себя фабрикацией уголовных дел.

— Известно, что следователь Бедерин и сотрудники ФСБ пытались воздействовать на вашу позицию, выискивая, скажем так, компромат на вашу супругу Ирину. Есть ли такие материалы в вашем уголовном деле? Удалось следствию что-то «накопать»?  

— Практически сразу после того, как стало понятно, что я не стану оговаривать других людей, началось давление на мою семью, на моих друзей и бывших подчиненных. Некоторые подробности разглашать до суда не хочу, чтобы не подставить людей и не дать «порядочным офицерам» возможности давить на них, но скажу, что, например, давление на мою жену продолжается. Это происходит несмотря на то, что многочисленные проверки различных инстанций показали, что вся деятельность моей супруги и организации, в которой она работает, законна. Все это происходило на фоне бравурных рассуждений о чести и неприличности давить на меня через жену, детей. Продолжают ходить по людям и в лоб предлагать оговорить меня, обещая покровительство в будущем или создание проблем в настоящем. Мне уже даже не смешно от этих фантазий. За семью переживаю, «люди с честью» об этом знают и продолжают бить по больному месту. Кстати, помните, при первых арестах Бедерин говорил, что в деле есть оперативные материалы, свидетельствующие о других эпизодах моей коррупционной деятельности? Так вот, в деле ничего нет. Это тоже была ложь.  

— Расскажите об условиях содержания в СИЗО-7. Каково состояние вашего здоровья? Кто ваши сокамерники? Оказывают ли на вас давление? Как часто к вам приходят сотрудники ФСБ? Требуют ли каких-то показаний?  

— С точки зрения бытовых условий СИЗО-7, в котором я нахожусь, у меня нет претензий. По многим показателям это, наверное, один из лучших изоляторов в России. С момента моего ареста я уже проехал в «воспитательных» целях по еще трем изоляторам в Челябинской и Свердловской областях. Приходилось находиться в разных санитарных условиях, в переполненных камерах, где по 3-4 человека на одну шконку, был среди больных туберкулезом, гепатитом «С», ВИЧ-инфицированных. Всякое уже было. Я тут недавно считал: мне за прошедшее время пришлось посидеть в четырех изоляторах, в десятке разных камер, четыре раза проехать на «столыпине», пересечься с более чем тремя сотнями арестантов. Когда «порядочные офицеры» и «люди с честью» поняли, что их «воспитательные» приемы не сработали, меня катать перестали. А люди (арестанты) в изоляторах приятно удивили. Какой-то неподдельной добротой и соучастием в судьбе друг друга.  

Со здоровьем есть небольшие проблемы, но конкретизировать не буду – нужно обследоваться. В ближайшее время вопрос с обследованием вроде должен быть решен. В целом же я похудел на 13 килограммов. Стараюсь питаться по режиму, занимаюсь спортом, изучаю управление и экономику, пытаюсь познать Бога. Свободного времени в тюрьме нет вообще. Прибавьте к этому практически ежедневную работу с адвокатами, приготовление еды и прочие бытовые вещи.  

Сокамерников у меня за это время было много и разных.  

Давление пытались оказывать вначале – пугали, рассказывали всякие байки и страшилки, подсаживали в камеры и на этапе разных людей. Потом перестали. Оперативники ФСБ первое время ходили очень активно, потом я им сказал не тратить время на меня, ведь у людей столько работы! Сейчас ходят редко. Последний раз приходили по моей просьбе – я еще не теряю надежды вернуть расследование в русло закона, чтобы не нанести урона государственным интересам. Показаний ни на кого уже не требуют, как раньше.

— Допрашивались ли по вашему делу руководители УФСБ, которых ваши адвокаты называли как людей, причастных к «заказу»?  

— Следователь Бедерин очень избирательно подходит к формированию доказательной базы, в том числе и к решениям о допросе тех или иных свидетелей. При этом незначительного свидетеля очень часто допрашивают и передопрашивают, а важных свидетелей, на которых мы прямо указываем, он даже не потрудился вызвать. Возможно, причина такого поведения Бедерина в том, что мое дело связано с должностными преступлениями отдельных руководителей правоохранительных органов.  

— Готовы ли вы уже рассказать, из-за чего конкретно начался ваш конфликт с УФСБ, который вылился в уголовное дело против вас?  

— Люди, которые хорошо осведомлены об истинной причине моего преследования, знают, что оно связано с моей профессиональной деятельностью, которая пошла вразрез с корыстными интересами и амбициями отдельных руководителей. Мои попытки без конфликта решить дело миром потерпели неудачу, так как я не мог пойти наперекор политическим интересам региона. Мое дело – это месть конкретных людей. Сейчас я не готов назвать их публично только потому, что не хочу им уподобляться.  

Мы собираем доказательства и информацию, перепроверяем все и обязательно назовем всех лиц, причины и обстоятельства моего преследования. Не знаю, поможет ли это мне лично, но уверен, что то, чем мы сейчас занимаемся, впредь заставит задуматься одиозных начальников, возомнивших себя неприкасаемыми и считающих, что им позволен любой беспредел. И, возможно, так мы спасем чью-то жизнь.  

— Есть ли у вас прогноз, когда уголовное дело будет передано в прокуратуру, суд?  

— Если следователь не будет затягивать время с ознакомлением, как это происходит сейчас, то примерно через месяц дело должно быть передано в прокуратуру, а еще через пару недель – в суд. Правда, впереди много праздников. Но примерно по срокам ситуация такая.