Редакция продолжает разговор о предполагаемом строительстве близ Озерска Пункта захоронения радиоактивных отходов.
Теплым вечером 12 июля 2018 года в Озерске прошло итоговое общественное обсуждение проекта строительства пункта приповерхностного захоронения радиоактивных отходов (ППЗРО), о чем мы рассказывали в статье «ППЗРО в Озерске - финал не ясен?» Подобные мероприятия обычно проводятся по давно отлаженной схеме. Собирается примерно полсотни активных пенсионеров и работников администрации, которые с энтузиазмом одобряют любой предложенный проект. И, довольные друг другом, участники благополучно расходятся по домам.
Но в этот раз что-то пошло не так. И причина оказалась связана с поступком озерского жителя Игоря Баровского. Квалифицированное и неожиданно критическое выступление Игоря Геннадьевича выглядело резким контрастом на фоне заунывных заклинаний официальных докладчиков о «безопасном хранении отходов 3 и 4 классов».
Что же это за человек? Баровский Игорь Геннадьевич родился в Озерске в 1964 году. С 1981 года начал работать на изотопном заводе комбината «Маяк». Закончил Озерский филиал МИФИ. Около десяти лет работал на захоронении радиоактивных отходов на территории комбината. Как человек активный и любознательный сферу своей деятельности изучил в совершенстве. В дальнейшем закончил юридический факультет, и с конца 1990-х годов становится частным юристом. Но связей с комбинатом никогда не терял и поддерживал активные отношения с бывшими коллегами по заводу. Накопленный опыт и знания позволили ему довольно критически оценивать предложенный проект строительства ППЗРО.
После слушаний Игорь Баровский согласился дать небольшое интервью, в котором изложил собственное мнение о проведенном мероприятии и дал оценку нынешней общей ситуации на ПО «Маяк». Разумеется – это частное мнение частного лица. Но лица хорошо образованного и отлично знающего обстановку на предприятии изнутри. Предлагаем его рассказ вашему вниманию.
- Как вы оцениваете выступления участников прошедших слушаний?
- Территория комбината наполнена различными захоронениями радиоактивных отходов. Свою лепту внесла и авария 1957 года. Проблема заключается в том, что это не надо прятать. Об этом необходимо говорить открыто. У выступавших участников обсуждений одна проблема – для того, чтобы быть хорошими, им необходимо говорить, что все хорошо. Образуется замкнутый круг. Если у вас все хорошо, то зачем вам деньги? А если у вас все плохо – то что вы за руководители в таком случае? По-человечески докладчиков понять можно. Люди хотят пробыть на должности как можно дольше, ибо от этого зависит их благосостояние. Но если вдруг завтра любой из них выйдет на свободные хлеба – что он будет собою представлять? Никто и ничто. Без теплого места на госслужбе почувствует себя очень неуютно. В результате они пытаются обосновать то, во что сами, скорее всего, не верят и в чем разбираются крайне слабо.
Квалификация представителей национального оператора радиоактивных отходов (НО РАО) низкая. Люди думают, что приехали в глухую деревню, где могут говорить все, что угодно. А здесь, оказывается, есть специалисты. Им нужно формальное одобрение. На мероприятие нагнали тех людей, которые заранее готовы проголосовать за любое предложенное решение. Но голосование проведено некачественно. Подсчитали только голоса тех, кто «против». Но не считали те, кто «за» и кто «воздержался».
- В каком состоянии сегодня находятся многочисленные захоронения радиоактивных отходов на территории ПО «Маяк»?
- Происходит очень простая вещь. Теоретически должны вестись журналы учета состояния и состава отходов в том или ином могильнике. Но этих журналов никто и никогда уже не найдет. Историю создания каждого могильника и состав заложенных в нем отходов сейчас возможно восстановить только по воспоминаниям работников. Иногда можно наткнуться на совершенно неожиданные сюрпризы из прошлого. Когда неизвестно с чем и с какой активностью имеешь дело. И только опыт подсказывает выход.
Был на заводе такой Павел Дорофеевич – настоящий кладезь информации о могильниках. Он по памяти знал о составе и количестве отходов. Где сейчас такие знатоки? Как без них вскрывать старые полуразрушенные хранилища?Территория комбината нашпигована радиоактивными элементами. Настолько, что радиоактивность содержится даже в тополиной листве. Ее приходится собирать и складировать в специальных хранилищах. Иногда шкалы дозиметрического прибора оказывается недостаточно для замера радиоактивности обычных с виду растений. Ходить по территории приходится только по определенным маршрутам. Ни шагу влево – ни шагу вправо. Иначе последствия непредсказуемы. В этой обстановке планировать еще одно хранилище необходимо крайне осторожно. А предложенный проект откровенно непродуман.
- Как оцените предложенный проект ППЗРО?
- Если честно, был просто в шоке. Первоначально никак не мог понять, как географически это хранилище может поместиться на территории комбината. Оказалось, что строить собираются за территорией комбината. На неохраняемой территории. Такой огромный радиоактивный блиндаж на радость потенциальным террористам. Повторяется кошмар со строительством хранилища делящихся материалов (ХДМ). Американцы оплатили строительство. И они же сформулировали свои условия. Кто мог догадаться в здравом уме и трезвой памяти собрать в одном месте 400 тонн оружейного урана и 50 тонн плутония?
В самих США ничего подобного нет. И никому даже в голову, наверное, не придет. Собственные их запасы урана и плутония рассредоточены по нескольким подземным хранилищам. В результате у нас создана самая настоящая мина замедленного действия под весь Уральский регион. В случае возможной аварии радиоактивное загрязнение будет бешеное. Будем надеяться, что мы до этого не доживем.
Судя по всему, квалификация разработчиков и сторонников проекта довольно низкая. В развернувшейся дискуссии участвовал Иван Сбитнев. Нынешний заместитель главы города Озерска. Ранее работал директором одного из заводов. Из кабинета практически не выходил. Совершенно не представляет себе географию предприятия. Никаких внятных аргументов в защиту проекта привести так и не смог. Одни эмоции.
Много вопросов вызывает качество строительных материалов. Методика оценки срока службы бетона вызывает массу сомнений. Триста лет эксплуатации для него – это фантастика.Рассыпающийся железобетон на комбинате валяется повсеместно. А многие строения не простояли и полувека. Разрушаются даже мощные железобетонные сооружения сталинской постройки. Внешне кажется, что их никаким взрывом не взять. А время, воздух и вода незаметно делают свое дело. В условиях радиоактивных полей материалы изнашиваются быстро. К примеру, силиконовая резина приходит в негодность за несколько часов. В обычных условиях может служить годами.
Рассказывают откровенные сказки. Закопаем и законсервируем. Сверху будет «зеленая лужайка». Но совершенно забывают, с какими материалами имеют дело. А вентиляция? Как ее потом обслуживать? Смешение органических и неорганических отходов недопустимо. Комбинезоны, смолы и ветошь могут элементарно загореться. Как быть тогда? Проконтролировать содержимое каждого контейнера невозможно. Скинут однажды все, что попало под руку – вот и готова проблема. Пожар с радиоактивным выбросом.
На ППЗРО предполагается хранение в том числе и долгоживущих радиоактивных элементов: америция, плутония и других. У них период полураспада измеряется тысячелетиями. Поэтому крайне странным выглядит утверждение представителей НО РАО о том, что срок работы хранилища окажется достаточным для полного распада большей части радионуклидов. Стронций и цезий смогут распасться за десять периодов полураспада. А плутоний, а уран? Что с ними потом делать?
- Что произошло с Карачаем?
- ВНИПИЭТ изначально задумал проект засыпки озера очень разумно. Работала инженерная машина, которая закрывала озеро пустотелыми бетонными кубами. Предполагалось, что кубы закроют водную поверхность. А вода распределится между ними. Потом засыпают скальным грунтом и землей. Помнится, рассказывали сказки о том, что на поверхности засыпанного Карачая можно будет в футбол играть. Теоретически так могло быть. Хотя активность оставалась огромной. Но в один прекрасный момент от первоначального проекта отошли. Сославшись, как обычно, на отсутствие денег. Решили отказаться от бетонных блоков и засыпать грунтом. И начали засыпать просто скальным грунтом. Но чудес не бывает. Архимед еще в древности определил закон, что сколько в воду засыпал, столько и выдавилось.
В результате произошло следующее. Карачай – это природное верховое болото на глиняном основании-подложке. На нее обрушилась огромная нагрузка в виде бетонных блоков и скального грунта. Разумеется, подложка такой тяжести выдержать не смогла.
Следующий вопрос - куда ушла вода? До сих пор об этом боятся рассказать. По подземным пустотам, которых в предгорьях сколько угодно, вода могла уйти на приличное расстояние. Вот ее и ловят теперь по Челябинской области. Люди, которые с этим работают – они все прекрасно понимают. Но многие просто боятся об этом говорить. Не хотят лишних неприятностей. К сожалению, проект засыпки завершили просто бестолково. По принципу – сначала сегодня сделаем, а завтра будет видно.
Подземные воды Карачая никуда не делись. Где гарантия, что при строительстве ППЗРО этот водный поток не вырвется на поверхность? До засыпанного озера меньше километра.
- Какая главная проблема комбината сегодня?
- Отсутствие специалистов. Все идет отсюда. Попробуй сказать сегодняшним руководителям, что они не специалисты. Они немедленно возмутятся. Лет тридцать назад руководителей комбината знали всех поименно. А сейчас они меняются настолько часто, что их просто невозможно запомнить. Рабочие даже главного инженера не назовут. Единственно, что горячо «любимого» в народе директора Михаила Похлебаева знают все. Но его как только не склоняют в кулуарных разговорах. Настолько непопулярного директора на комбинате еще просто не было. Он стал просто нарицательной личностью.
Печально то, что приходят со стороны «варяги» - очень далекие от понимания специфики комбината. Судя по отзывам, Михаил Иванович создал массу проблем на приборостроительном заводе в Трехгорном и пришел сюда. По-человечески его жаль. Человек вынужден следовать правилам игры и брать на себя весь негатив со стороны многотысячного коллектива.
Его предшественника Сергея Баранова пристроили. Знает много. Что с ним делать? Нашли какую-то синекуру. А что может ждать Похлебаева? Судьба человека может поменяться в любой момент. Пока его не дают в обиду. Но кто знает, что ожидает завтра? Каждый из них надеется, что он в команде, и в трудный момент его не сдадут.
- Есть на комбинате потенциальные руководители-лидеры?
- Сегодня нет никого. Всех повышибали. Таких комбинатов, как «Маяк», всего несколько в мире. Не каждое государство может себе позволить содержание подобного предприятия. А в России их три – в Железногорске, Северске и у нас. Мы старейшие. Руководители и работники подобного производства – это штучные специалисты.
У одного только Славского был настоящий иконостас из золотых звезд и орденов Ленина. Надо отдать должное: в 1945 году закончилась война, а уже в 1949-м взорвали первую бомбу. За три года построили предприятие и создали промышленность, которой ранее в природе просто не существовало. Только США ею обладали. Да, у них украли технологию. Но ее смогли скопировать. Сразу после разорительной войны. С нуля подняли технологию, которой не существовало.
Сейчас, даже украв технологию, ее просто не смогут повторить. Сегодняшние руководители за три года даже детский садик построить не смогут. Сразу возникает вопрос – неужели страна сейчас в худшем состоянии, чем после страшной войны? Проверенный опыт забыт. Нарушена последовательность кадрового продвижения. Раньше человек, не поработав какое-то время простым «киповцем», не изучив производство изнутри, никогда не мог стать, к примеру, главным прибористом. Не поработав электромонтером, стать главным энергетиком было невозможно. Так постепенно продвигались многие способные выходцы из молодых инженеров и простых рабочих. Существовали целые трудовые династии. Когда два-три поколения одной семьи вместе работали в одном цехе.
А сейчас на руководящие должности частенько приходят никому ранее не известные люди. Карьеру делают любыми путями. В городском парке бегают группами странные товарищи. Держатся за веревочку и хором скандируют речевки. Оказывается, это они укрепляют «командный дух».
Одно из направлений пришедшее в рамках внедряемой «Производственной системы Росатом» - ПСР. Так люди строят свою карьеру на предприятии. Разве это не маразм? Особенность этой странной системы в том, что в ней ничего невозможно понять. Неизвестно, за что можно получить наказание. Никаких четких правил просто не существует. В результате внедрения ПСР на комбинате переругались все коллективы. Прошли те времена, когда люди нормально общались. Сейчас активно внедряется принцип «разделяй и властвуй». И многие этому воздействию поддаются. Слаб человек и зависим.
На заводах ПСР доходит до откровенного абсурда. Подписывают названия предметов: телефон, авторучка. Очевидно, чтобы работники их не перепутали между собой. Но еще никто не пытался звонить в авторучку или писать телефоном. После внедрения подобной причудливой системы Сергей Кириенко закрытым указом становится героем России!
ПСР просто парализовала нормальную работу. Производство не может функционировать без запасов. Запчасти и комплектующие должны быть всегда под рукой. Но ПСР требует от запасов избавляться и централизованно заказывать любую мелочь. В результате заказы приходят спустя время, с опозданием. Производство постоянно балансирует у опасной черты. Хаос в снабжении царит полный. Заказываются одни детали – приходят другие и начинается ненужное «народное творчество». А автор идеи становится «секретным героем»!
- Скажете что-либо о рутении?
- Когда осенью 2017 года сотрудники Росгидромет обнаружили присутствие рутения, они сумели сделать почти невозможное. Зафиксировали его на контрольных пунктах на марлю. Рутений зацепился на пересечениях нитей. Можно себе представить, какой оказалась концентрация в момент выброса!
Наиболее вероятное происхождение рутения – нынешний цех №3 радиохимического завода. Там и раньше были проблемы с датчиками и системой пробоотбора. Пытались наладить производство технеция, но неудачно. Уже тогда стало понятно, что необходимы другие пробоотборники. К счастью, квалифицированный персонал понимал, что происходит и как нужно действовать. Специалисты были просто высокого класса.
С рутением ситуация повторилась. На фоне активных бета-элементов он проскакивает незамеченным. Он очень мало энергетичен. Если за включенным прожектором встать с фонариком, то свет фонарика будет незаметен. И с рутением та же самая ситуация. Пробоотбор в цехе нужно делать другой. В результате рутений упустили.
- Была ли паника среди персонала?
- Паника была. Но это паника обреченных на корабле. Можно бегать по кораблю сколько угодно, но это уже ничего не изменит. Работники в частных беседах не скрывают, что выброс рутения произошел в цехе №3. Но открыто признать просто боятся. Элементарно можно лишиться работы. В сегодняшнем Озерске это делается запросто. Ситуация парадоксальная. Половина Озерска знает, что произошло. Другая половина догадывается. Но все молчат.
Страшно на самом деле. Город превратили неизвестно во что. Самые разумные люди уезжают отсюда не задумываясь. Складывается впечатление – даже если Похлебаев и Кириенко и не ставили перед собой задачу специально разрушить атомную промышленность, то добиться большего результата они уже просто не могли. Развития на комбинате нет нигде и никакого. Люди ничего не хотят и не стремятся к новым достижениям. Общая обстановка пронизана пессимизмом.
Пройдет пару лет, и выброс рутения неизбежно напомнит о себе. Скорее всего, скажется и на детях. Но признаться в этом немыслимо. Будут искать какие-то правдоподобные объяснения. Такова специфика жизни в Озерске. Дети вынуждены страдать за ошибки и страх взрослых.
Мнение Игоря Баровского, конечно, выглядит достаточно резким. С ним можно соглашаться или нет. Но он лишь вслух высказывает те мысли, которые другие предпочитают держать при себе.
Вопросы задавал Михаил Васютин
Печать