Ник Кейв: Интернет уничтожил богов

Ник Кейв поговорил со студентами Европейского университета. Они ждали культа творчества, а он про то, что под кожей. В свободе музыканту трудно без пресса политики. В 57 лет он тер нос рукавом, брови и волосы его были выкрашены и он признался: достала его рок-музыка. И самое главное: теперь понятно, кому Боб Дилан должен завязывать шнурки.

В баре фешенебельной гостиницы Кейв без журналистской огласки встретился на час со студентами Европейского университета.

Он родился за месяц до того, как люди смогли запустить спутник в космос. В том рабочем поселке Австралии, на название которого до сих пор Google откликается только ссылками на Ника. В строгой, скучной семье – отец правильный англиканин, учитель литературы, мать – библиотечный работник. Отсюда он сбежал в Западный Берлин, сначала стал свободным, потом легендой.

Мы решили не излагать репортажем, а выдрать из его текста цитаты. Мы увидели в них метафоры.

«Воображение — это то самое место без цензуры, где я могу понять, что происходит у меня под кожей. Для меня невероятная свобода — это воображение».

«Есть стены, которые надо разрушить. Это стены души. Я не уверен, что надо обязательно бороться с политическим режимом, чтобы писать хорошие стихи. Я вообще не считаю, что это очень помогает».

«Со мной ни разу в жизни не случалось такого, чтобы я взял и устроился на работу. Мысль, а чем я займусь в будущем, к счастью, никогда даже не посещала мою голову».

«Я собирался стать художником. Пошел в Школу искусств. Меня выперли оттуда. Но у меня была группа, с которой я играл по выходным, просто потому, что так можно было получить бесплатную выпивку, и девчонкам это нравилось».

«Когда я учился в школе, я школу ненавидел. Я ненавидел каждый урок в отдельности. Учеба была сплошным ночным кошмаром. А потом в мою школу пришли люди. Учитель английской литературы и учитель рисования. Они были чудесны. Первой книгой, которую мы прочитали с учителем английской литературы, было «Преступление и наказание». Он объяснил ее нам так, что я потом прочитал пятнадцать или шестнадцать книг русских писателей одну за другой. Потому что он был такой вдохновляющий. Вот мой отец делал иначе. Он был тоже учителем литературы. Он говорил: «Ты, мать твою, прочтешь вот это. А вот это ты читать не будешь. Вот это — дерьмо, а вот это — хорошо».

«Я запомнил сцену обеда в «Преступлении и наказании» и долгое время был уверен, что это был чей-то день рождения. Хотя мне много раз объясняли, что никакой день рождения в «Преступлении и наказании» не праздновали. Еще мне нравилась сцена с пожилой дамой, которая всем показывала свой окровавленный платок. Вот это было красиво».

«Достоевский скучный».

«Что интересного я прочитал в последнее время? Мне часто задают этот вопрос. И каждый раз я думаю: вот, дерьмо. Надо было подготовить ответ заранее. Потому что я никогда не могу вспомнить, что я прочитал такого».

«Берлин, когда я жил там в 80-х, был тюрьмой, окруженной стеной. Люди, которые ехали в Западный Берлин, это знали. Берлин был полон молодежи, которая была как в тюрьме. Но в то же время каждый был вовлечен во что-то, связанное с искусством. Берлин был уникальным сообществом людей искусства. Как Париж в 20-е. Я не говорю, что качество работ было то же, но было ощущение ограничений, которые и стали причиной творческого взрыва. Потом стена рухнула, и все это исчезло».

«Я все время разъезжаю. При этом в турне я толком ничего вокруг не вижу. Добираюсь до отеля и провожу большую часть времени в маленькой комнате. Так что по ощущениям свобода, о которой мы говорим, сегодня похожа на форму тюремного заключения гораздо больше, чем когда я был молодым и жил в Берлине».

«Насчет политических ограничений — когда они есть, всегда есть, о чем писать. А для кого-то, кто живет свободно в определенном смысле, подлинное созидание затруднено. Потому что у тебя есть выбор, наверное.
Я не стремлюсь к совершенству, я пытаюсь сделать так, чтобы все продолжалось. Хотя мне бы хотелось в какой-то момент остановиться. Сидеть с женой и смотреть телевизор. Или выращивать помидоры».

«Я чувствую, что каким-то образом умудрился остаться на плаву, хотя многие мои современники по каким-то причинам этого не смогли. Люди, на которых я смотрю снизу вверх — это Леонард Коэн, Нил Янг, Вэн Моррисон, Боб Дилан. Что касается авторов женского пола, то это Шилпа Рэй. Она живет в Бруклине».

«Иногда на сцене я чувствую моменты полной свободы. Это длится секунды, может быть, минуту, но никогда не продолжается весь концерт. Время начинает течь в других измерениях. Это не внетелесный опыт, но ты определенно переносишься в какое-то другое место. И память работает иначе. Это похоже на пробуждение рано утром, когда накануне ты напился».

«Да, у меня бывает чувство, что то, что я написал — полное дерьмо».

«Для многих людей искусства главная проблема — найти свой собственный голос. Это, конечно, нужно сделать, но, с другой стороны, это как проклятие. Потому что как только ты чувствуешь, что нашел тот самый свой голос, другие голоса тут же умолкают».

«Я лично не очень люблю рок-музыку. Я не знаю новой современной рок-музыки, которая бы мне нравилась. Идея рок-музыки — бунтарство — похоже, закончилась. Интернет развлекает людей, но еще снимает бунтарский аспект, поэтому сегодня очень трудно стать популярным. Очень трудно».

«Я не знаю, мертв рок-н-рол или нет. Но он меня особенно не интересует больше».

«Цифровой век, с одной стороны, вещь захватывающая. Но в то же время это смерть для оригинальной, личной музыки. Возможно, такая музыка больше не нужна. Но было время, когда «Лед Зеппелин» верили, что они боги. Это был религиозный опыт. И эта идея сегодня практически мертва».

«Я помню, когда я был молод, я покупал запись, и у меня не было никакой информации об исполнителе, кроме того, что написано на обложке. И я сидел часами и смотрел на этот единственный образ на обложке пластинки и додумывал все остальное. И это наполняло мою жизнь так, что я не могу вам это объяснить словами. У меня были богоподобные фигуры, чтобы вдохновляться ими. Интернет уничтожил богов».

«Я вспомнил. Есть женщина, которая выше Дилана, выше Коэна. Это Нина Симон. Она выше всех них. Боб Дилан не годится даже для того, чтобы ей шнурки в ботинках завязывать».

«Если вы забыли свой вопрос - не беда. Я все равно забыл свой ответ».