«Выражаясь мягко, они там все совсем думать не умеют…»

В четверг, 16 августа, в Советском районном суде Челябинска в прениях по уголовному делу бывшего вице-губернатора Николая Сандакова начала выступать сторона защиты — слово взял адвокат Сергей Колосовский. Обладая не только колоссальным практическим опытом в подобных процессах, но и особенностью замечать внешне невидимые шероховатости, юрист начал точечно, со свойственной ему иронией, разбивать обвинение.

— Ваша честь! Пользуясь тем, что люди пришли, я не могу не отметить, что это дело в теории должно войти во все учебники уголовного процесса. Здесь стороны использовали все инструменты, предоставленные УПК. Причем не только сторона защиты, но и сторона обвинения, которая в течение месяца предоставляла дополнительные доказательства. Правда, доказательства достаточно сомнительного качества, но это отдельная история. Суд применил те процессуальные институты, которые были только приняты Государственной думой в период рассмотрения этого дела. Дело, действительно, с процессуальной точки зрения, безукоризненное.

Тем не менее я крайне удивлен тем, что при всем процессуально безупречном рассмотрении дела, прокурор в прениях практически не отступил от текста ранее предъявленного обвинения, как будто мы здесь два года не доказательства внимательно изучали, а лишь имитировали некую состязательность. 

Мне, например, кажется совершенно очевидным, что из анализа предъявленных доказательств ясно вытекает недоказанность в полном объеме по 159 и 290 статьям УК РФ, частично — по неправомерному доступу к компьютерной информации (статья 272 УК РФ). Но, как я предполагаю, если объем обвинения в целом, судя по всему, определяется в недрах прокуратуры административным путем, то хотя бы в деталях, мне казалось, можно было проявить большую гибкость, отказавшись от того, что явно опровергнуто в суде. В частности, от утверждений про 9 июля 2011 года, про подстрекательство со стороны Сандакова в части электронной почты и так далее. Но, коль скоро все осталось в полном объеме, мне придется говорить долго. Заранее прошу за это простить.

Сначала скажу кратко о том, что у нас фактически установлено в судебном заседании в целом.

«Брал за Магнитогорск, а потратил на выборы»

По статье 159 УК РФ — Сандаков обвиняется в том, что якобы получил от Евгения Тарасова 1,5 миллиона рублей за обеспечение его избрания на должность главы Магнитогорска.

Однако доказательствами, исследованными в суде с учетом принципа презумпции невиновности, установлено, что Сандаков не обещал Тарасову назначить его мэром Магнитогорска, не получал за это деньги в сумме 1,5 млн рублей в три приема — 11 ноября 2011 года, в декабре 2011 года и 6 марта 2011 года. 

В действительности имела место только передача 500 тысяч рублей 6 марта 2012 года для возмещения расходов на оплату работы технологов и социологов, а также других расходов, произведенных Сандаковым в ходе избирательных кампаний 2011 и 2012 годов на территории Озерска. Данные обстоятельства не образуют состава преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 УК России, описанного в обвинении. 

Доказательства обвинения сводятся исключительно к многократно изменяемым и противоречащим самим себе, а также материалам дела — показаниям казнокрада Тарасова. 

Защите в этом плане проще: мы имеем возможность опровергать эти ложные показания документами, причем, что особенно приятно, на 60% представленными самой стороной обвинения — как в рамках нашего дела, так и в деле Цыбко. Причем до нас почему-то никто не догадался совместить два эти дела.

Подробно этот эпизод я проанализирую чуть позже, однако сейчас отмечу следующее. Концепция обвинения, с которой прокуратура изначально зашла в суд, сводилась к тому, что Сандаков не имел отношения к выборам, что на самих выборах не было никакого теневого финансирования, следовательно, показания Сандакова, что Тарасов передавал ему деньги для финансирования избирательных мероприятий, являются ложной позицией защиты. Эту теорию в ходе следствия под руководством ФСБ подтвердила целая когорта лжесвидетелей вроде Сылько и Калинина. Под весом доказательств, представленных нами в суде, в этой части прокурор признала, что Сандаков все-таки занимался выборами (спасибо за это), и, более того, ужас-ужас, занимался неофициальным финансированием теневых избирательных мероприятий на территории всей области. И — она этого не сказала, но, думаю, не будет отрицать — объем такого финансирования за одну кампанию превышал десятки миллионов рублей. Но при этом деньги в сумме 500 тысяч, полученные от Тарасова, он потратил на оплату политтехнологов, работавших на другой территории, следовательно, распорядился ими по своему усмотрению, то есть, по мнению прокурора, совершил мошенничество.

Так вот что нужно сказать сразу. Если бы нас не вынудили большую часть судебного времени доказывать, что белое — это белое, вода мокрая, небо синее, а на выборах применялись теневые технологии и за это платились деньги, наш суд закончился бы в два раза быстрее. 

А если бы прокуратура и 4-е управление СУ СК не укрыли от учета, регистрации и расследования преступление, предусмотренное статьей 141.1 УК — то есть как раз незаконное финансирование избирательных мероприятий, на которое неоднократно указывал Сандаков в ходе расследования (приводит места в материалах дела с показаниями Сандакова. — Прим. ред.) — то обвинение было бы сформулировано совершенно иначе. И мы бы детально разбирались, на какие именно мероприятия в Озерске были потрачены деньги вообще и в какой части эти мероприятия финансировал Тарасов. Но, в конечном счете, получилась вот такая нелепая конструкция обвинения, озвученная прокурором: взял у Тарасова деньги за назначение его мэром Магнитогорска, а потратил на выборы. При этом доказательств, что тратил на выборы, — столько, что даже прокурор это признала, а доказательств, что обещал назначить Тарасова в Магнитогорск, — только показания самого Тарасова, которые не подтвердили даже его ближайшие соратники-подельники, которым он же передавал ворованные деньги. 

Слово против слова

Обвинение во взятке от Калугина. В суде объективно установлено следующее: оплата охранных услуг Сандаковым производилась; никаких действий в интересах Калугина с использованием должностного положения Сандаков не совершал, никакой договоренности о совершении таких действий между Калугиным и Сандаковым не осуществлялось; оборудование передавалось во временное пользование на период охраны. В последней части прокурор от обвинения отказалась — спасибо и на этом: не придется считать кастрюли. 

Фактически по 290-й та же история, что с обвинением в мошенничестве — слова Сандакова против слов Калугина. Сандаков говорит — передавал деньги за охрану Калугину, Калугин отрицает. С точки зрения презумпции невиновности, все сомнения должны быть истолкованы в пользу обвиняемого. По большому счету, вот на этом и можно было закончить, но я продолжу.

Здесь же у нас еще и множество доказательств, подтверждающих показания Сандакова — это и документы, и прямые свидетельские показания, и косвенные показания. И нет ни одного доказательства, опровергающего тот посыл, что Калугин, будучи главным в компании, деньги у Сандакова брал, а от своего партнера Горохова, с которым у него был имущественный спор и которого Калугин здесь называет плохими словами, скрыл. То есть воровал деньги у своего партнера. Ни одного опровержения этому стороной обвинения не представлено. 

Однако у прокурора странный подход к применению презумпции невиновности. Когда люди у нас в процессе дают противоположные показания, она предлагает их оценивать не с точки зрения толкования неразрешимых сомнений в пользу обвиняемого, не с точки зрения их сопоставимости с другими доказательствами и даже не с точки зрения характеристики личности свидетелей — казнокрад, бывший член бандитствующей организации Тарасов, лживый и угодливый, по словам самой прокурора, казнокрад Калугин, по мнению прокурора — всегда говорят правду. Даже тогда, когда их показания противоречат их же собственным показаниям, данным уже в этом же зале, как в случае с Калугиным. Потому что, как в той поговорке: когда наш — разведчик, а когда ихний — проклятый шпион. Так если Калугин такой лживый и угодливый, то почему сейчас ему можно верить?

Провокация от ФСБ?

Фактически в судебном заседании с учетом уклонения сотрудников ФСБ и свидетеля Михаила Показанникова, которого я искренне считаю агентом ФСБ, от представления всех собранных доказательств и участия в допросах, установлено следующее. 

25 декабря 2012 года Показанников, будучи агентом ФСБ, инициировал взлом своим братом Аброськиным электронной почты Александра Подопригоры. Данная почта была взломана Аброськиным и после 15 января 2013 года передана Показанниковым и Аброськиным Сандакову в качестве некоего подарка. Сандаков заранее о взломе этой почты не просил, не договаривался об этом и не знал, однако согласился ее принять, хоть и понимая, что она получена не вполне законно. После этого Сандаков спросил Аброськина, причем без каких-либо уговоров (в деле есть эта переписка в скайпе), смогут ли они также посмотреть почту Александра Полозова. Аброськин согласился и через некоторое время передал Сандакову почту Полозова.

Для получения пароля Аброськин привлекал неустановленное лицо с адресом reset-mail. О привлечении лица Сандаков не знал.

При таких обстоятельствах действия Сандакова могут быть квалифицированы лишь как пособничество в неправомерном доступе к информации, содержащейся в электронном почтовом ящике Полозова.

Таким образом, с формой соучастия и объемом доказанных преступных действий в этой части все более-менее понятно. Однако остается вопрос квалификации существа этих действий — вопрос сложный, я до конца в нем не разобрался, но вообще налицо конкуренция норм — статей 272 и 138 УК (Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений). При этом статья 138, по моему мнению, является специальной по отношению к статье 272 УК (Неправомерный доступ к компьютерной информации), поэтому именно по ней, как я полагаю, надлежит применять окончательную квалификацию.

Кроме того, необходимо об этом говорить, имеет место очевидная провокация со стороны ФСБ. Мы все помним, с каким энтузиазмом сотрудники ФСБ области и следователь Игорь Бедерин исследовали мельчайшие подробности жизни и работы Сандакова — вплоть до того, пользовался ли он бизнес-залом в аэропорту.

При таких обстоятельствах не увидеть, что именно Показанников передает Аброськину адрес почты Подопригоры 25 декабря 2012 года, а потом 16 января 2013 года вместе с Аброськиным вручает вскрытую почту Сандакову, можно только по двум причинам.

Первая, формулируя мягко: они там все совсем думать не умеют. То есть абсолютно. Вторая: Показанников — агент ФСБ и провокатор, и его искусственно вывели из дела. При этом в пользу первой версии говорит то, что совершенно же очевидно, что сторона защиты в суде покажет на Показанникова пальцем, потому что Сандаков, как и Аброськин, не могли забыть, кто был третий при этом разговоре, а Показанников не сможет отрицать свое присутствие, потому что голос его. Собственно, в суде он признал свое участие в данном разговоре после первого же предъявления аудиозаписи, даже не попытался сослаться на плохое качество ВКС.

Поэтому, при столь явном участии Показанникова, его вывод из ситуации указывает на то, что сотрудникам ФСБ и следователю просто жизненно важно было его из ситуации вывести, невзирая на здравый смысл, общественное мнение и утрату логики в доказательствах. Так безоглядно можно действовать, только спасая своего агента.

Такое мое видение ситуации в целом.

Далее Сергей Колосовский начал подробно останавливаться на каждом из вменяемых Сандакову преступлений. Сегодня закончил тем, что убедительно доказал то обстоятельство, что Сандакова не было 9 июля в ресторане «Грузинский двор». Прения продолжатся в среду, 22 августа.