«Эффект Сандакова»

Во вторник, 14 августа, в Советском районном суде Челябинска в прениях сторон по делу бывшего вице-губернатора Челябинской области Николая Сандакова закончила выступать государственный обвинитель Екатерина Голубенкова. Сюрприза не случилось: прокурор попросила признать подсудимого виновным по всем трем пунктам обвинения и назначить ему 10 лет лишения свободы в колонии строгого режима и штраф в 14 млн рублей. При этом за три дня своего выступления обвинитель фактически «нарисовала» портреты участников процесса. Так, главные свидетели обвинения — первый — осужденный «агнец», у которого буквально выманивали миллионы, второй — также уже судимый услужливый вассал. Свидетели защиты — жертвы «эффекта Сандакова». Сам подсудимый — царь, уверовавший в свою безнаказанность и вседозволенность.

В первый день Екатерина Голубенкова озвучила позицию по обвинению Николая Сандакова в подстрекательстве к неправомерному доступу к компьютерной информации (часть 4 статьи 33, часть 3 статьи 272 УК РФ). Речь, напомним, идет о взломе хакером электронной почты политолога Александра Подопригоры и журналиста, а в то время сотрудника администрации губернатора Челябинской области Александра Полозова. Это единственное обвинение, в котором сам Сандаков признает, что почту действительно взламывали. Казалось бы, вопросов в этой части быть не должно. 

Но защита уверяет, что в данном случае имела место провокация со стороны Михаила Показанникова, который, по версии защиты, работал в интересах ФСБ, а потом был выведен из дела как «неустановленное следствием лицо». Кроме того, по словам защиты, само обвинение составлено следователем Игорем Бедериным с явными нестыковками — он указывает, что Сандаков отдавал команды брату Показанникова — Александру Аброськину и неустановленному лицу в январе 2014 года в Челябинске, тогда как в это время даже по всем оперативным материалам указано, что Сандакова в столице Южного Урала не было. 

А вот ключевая дата, когда обвиняемый действительно общался с соучастниками, по новой версии прокурора, оказалась за рамками предъявленного обвинения. Этот момент защита, которая отрицает сам факт встречи, планирует в очередной раз подробно разобрать в прениях. 

Второе дело — мошенничество с деньгами экс-главы Озерска Евгения Тарасова (кстати, свои показания на Сандакова он давал в СИЗО, а после его выпустили). Главный свидетель обвинения, который за время следствия и суда не единожды менял свои показания, представлен гособвинением фактически «барашком», которого отдали на «растерзание» Цыбко и Сандакову.

«Здесь стоит отметить, что гособвинение отказалось от первоначальной версии о том, что Сандаков не имел отношения к выборам, — прокомментировал адвокат подсудимого Сергей Колосовский. — Но, признав факт того, что Сандаков курировал выборы и формировал неофициальный избирательный фонд, прокурор негласно признала, что в Челябинской области на выборах в 2011–2012 годах имело место нарушение порядка финансирования избирательных кампаний, ответственность за которое предусмотрена статьей 141.1 УК РФ. Согласно окончательной позиции прокурора, Сандаков похитил у Тарасова деньги в особо крупном размере, обещая содействовать в назначении последнего на должность главы Магнитогорска, но потратил деньги на выборную кампанию. Это не соответствует ни действительности, ни фактическим обстоятельствам дела».

Фактически в прениях была точно названа лишь одна дата, когда Тарасов якобы передавал 500 тысяч рублей Сандакову. Остальные даты, по словам защиты, взяты чуть ли не с потолка — выдернуты из периодов, когда все три участника (Тарасов, Сандаков и Цыбко) находились территориально в одном месте.

О фальсификациях по этому эпизоду защита намерена подробно рассказать уже на этой неделе — 16–17 августа. Сандаков вину в афере не признает.

Третий, пожалуй, самый сложный для доказывания невиновности эпизод — получение взятки в виде охраны дома от директора ЧОП «Питон» Калугина. Показания свидетелей здесь разделились строго на две части: одни говорят, что Сандаков за охрану не платил, вторые — что платил по 100 тысяч рублей в месяц через своих помощников.

Выступая в прениях, Екатерина Голубенкова каждый раз останавливалась на личности Игоря Калугина и его поведении: согласно позиции обвинения, он старался всеми правдами и неправдами угодить Сандакову, буквально преклоняясь перед ним из-за опаски попасть в немилость или испортить настроение и лишиться кормушки в виде охраны губернатора, важных мероприятий и стратегических объектов. Поведение Калугина прокурор называет раболепством. Сандаков, по мнению гособвинения, напротив, не скрывал своей привилегии перед Калугиным, называя его на «ты». По словам гособвинителя, у Калугина даже не было мысли завести разговор об оплате за охрану дома, а завел он его только тогда, когда якобы вес Сандакова сошел на нет за счет выхода на арену другого вице-губернатора — Ивана Сеничева.

Договоры и квитанции на охрану дома, согласно позиции обвинения, были чисто формальными — никакой оплаты по ним не проводилось. Причем о том, что дом охраняют бесплатно, по словам прокурора, знала и жена Сандакова Ирина. В качестве примера Екатерина Голубенкова привела прослушанный ранее телефонный разговор супругов в конце 2014 года, когда жена вице-губернатора Сандакова якобы удивилась тому, что охранникам надо будет платить. Прокурор сказала, что женщина вообще якобы чуть не сказала нужную фразу вроде того, что «с чего мы будем платить, если раньше никогда не платили», но потом то ли одумалась, что разговор могут прослушивать, то ли что. Это суждение, к слову, в устах прокурора выглядело, скорее, не как доказательство, а как домысел, как и ряд подобных эмоциональных реплик.

К показаниям, данным в суде свидетелями защиты, в том числе ключевым свидетелем — бывшей помощницей Сандакова Яной Косиновой, гособвинитель попросила отнестись критически.

«Эти показания противоречат показаниям, данным в ходе предварительного следствия (когда Косинова, вызванная сразу после родов, сказала, что ничего не знает о дкументах на охрану, — прим.), — сказала Екатерина Голубенкова. — В суде эти люди дали показания в поддержку Сандакова, так как все они у него работали. Здесь можно сказать об „эффекте Сандакова“ — люди, которые с ним работали, испытывают к нему очень положительные эмоции. Мы видели, как Косинова прослезилась в суде, когда у нее спросили, мог ли Сандаков совершить что-то противозаконное. Они дали показания, чтобы помочь Сандакову избежать ответственности. Возможно, они испытывают жалость к судьбе Сандакова, которому грозит суровый срок».

Интересна позиция по самому покровительству, за которое Калугин и пошел охранять дом Сандакова. Так, напомним, в конце 2013 года с фирмой Калугина заключили контракт на личную охрану губернатора на сумму в 54 млн рублей. Однако, когда из-за этого разразился скандал в СМИ, дополнительным соглашением цена была снижена до 30 млн рублей. Так вот, обвинение считает, что сумма в 30 млн была названа Калугиным Сандакову, и тот сразу, не колеблясь, ответил согласием, а потом лоббировал именно эту сумму перед Михаилом Юревичем. По версии обвинения, если бы Сандаков не был заинтересован в покровительстве Калугину, то цену бы снизили до 13-15 млн рублей, как было в уходящем году.

«Суть в том, что за несколько дней до заключения контракта примерно такую сумму в обосновании представило Главное контрольное управление региона, на этот документ, в том числе, опирался Сандаков, это была оптимальная цена с учетом того, что, по показаниям свидетелей, ранее на охрану Петра Сумина тратили 55-60 млн рублей, — сказал Сергей Колосовский. — При этом по двум другим контрактам — на охрану мероприятий и объектов — у следствия претензии не возникло, хотя по ним снижения вообще не проводилось. А здесь происходит снижение на 24 млн рублей».

В результате прокурор попросил суд признать Сандакова виновным по всем пунктам обвинения, лишь снизив сумму взятки с 1,9 до 1,3 млн рублей — в этой части недостоверным признано заключение эксперта, рассчитывавшего стоимость услуг по охране, а также исключена цена мебели и видеокамер.

«Прокурор попросила отнестись критически к показаниям, данным нашими свидетелями в суде, в этом случае суд должен будет оценить и тот факт, что показания свидетелей обвинения также неоднократно менялись», — заключил Сергей Колосовский.

Защита выступит в прениях 16–17 августа.

КОММЕНТАРИИ:

Экс-зам полпреда в УрФО Андрей Колядин: «Чиновники, бегите!»

— У меня просто нет слов. Люди, которые попадаются с поличным на тупом и корыстном воровстве, тихо и мирно линяют за рубеж, чтобы спокойненько сворованное потратить. А парень, который жестко и эффективно работал на власть, добивался высочайших результатов в выборах «Единой России» и губернаторов, при этом у него все в кредит и ипотеку, — ему предлагают дать 10 лет строгого режима. При этом великая партия власти делает вид, что не знает о таком вообще, а система вообще изображает, что она ни при чем, и пенсионеров за ручку через дорогу переводит.

Если парня все же «упакуют» — это серьезный сигнал региональным чиновникам. Бегите! Никто вас защищать не будет! Никаких выборов за деньги. Хоть за партию власти, хоть за архангела Гавриила. 

Власть, не защищающая своих добросовестных сторонников, обречена.

Политтехнолог Аббас Галлямов: «Это паралич здравого смысла» 

— Политические последствия дела Сандакова для властей будут самыми печальными. Режимы ведь не рушатся просто так. Они умирают тогда, когда правящий слой окончательно теряет веру в разумность и хотя бы минимальную справедливость происходящего. Жестокий приговор по совершенно недоказанным, по сути, из пальца высосанным обвинениям продемонстрирует российскому чиновничеству, что судебная система и силовики превратились в Франкенштейна, который уничтожает не только оппозицию (это как раз понятно и естественно для авторитарного режима), но и лучшую часть чиновничества. Сохранение лояльности режиму, который ослеп настолько, что не отличает уже врага от друга, теряет всякий смысл.

Конечно, во власти немало людей, которые это (ситуацию — прим. ред.) понимают. И тот факт, что они не считают нужным вмешаться в происходящее, говорит об окончательном параличе здравого смысла, политической воли и способности думать о завтрашнем дне. «Лично меня не посадили, и бог с ним, а что там дальше с системой будет — не моя проблема», — вот логика, возобладавшая в высших властных эшелонах.

Адвокат Константин Акулич: «Доказательств недостаточно»

— Если исходить из совокупности статей, по которым предложено назначить наказание, то формально ходатайство гособвинителя не выходит за рамки санкций и находится ближе к нижним пределам.

Если вникнуть в существо предъявленных обвинений, то предъявленных доказательств недостаточно для признания виновным по эпизодам мошенничества и взятки. Судебная речь обвинителя больше напоминала прочтение протокола судебного заседания с минимальным анализом неустранимых противоречий в доказательствах. Какие-то выводы и предположения делать рано, поскольку впереди выступление защиты в судебных прениях.

Адвокат Сергей Лаврентьев: «Все надежды на суд»

— С первым делом (вскрытие почты и мошенничество) я знакомился. Доказательств виновности Николая Дмитриевича в нем нет. Второе дело (взятка) я полностью не прочитал, но уверен, что оно родилось в поддержку слабости обвинения по первому делу. Следствие (Бедерин) располагало этой информацией, и дело не возбуждали. Думаю, что продавили решение. Тут скорее политика, а не юридический процесс. Все надежды на суд.

А сроки прогнозировать неправильно. Это не тотализатор, а жизнь человека. Причем не сдавшегося и не струсившего. Практика показывает, что большинство ведет себя по-иному. Каждый делает свой выбор. Проще поджать хвост и сделать «Ку». Николай пошел по другому пути. Сложному и принципиальному. 

Политконсультант Алексей Ширинкин: «Это было частью политической практики»

— Я не видел окончательного обвинения, но, если речь идет о том, что Сандаков собирал деньги в некую кассу, которая расходовалась в интересах субъекта избирательной кампании, то не очень понятно, как это воспринимать: это отягчающее обстоятельство или нет. Практика, когда политчиновник курировал процесс фандрайзинга на обеспечение выборного процесса, действительно была. Это часть политической практики, об этом все знают. Является ли это основанием для обвинения — вопрос. Если обвинение считает, что эти деньги — преступление, то это надо доказывать. Если эти деньги шли на нужды избирательной кампании, то это можно доказать документами, распоряжениями и бумагами, людьми, которые тратили эти деньги на агитацию. Был ли тут факт коррупции? Суд должен принять важное решение, и оно должно быть понятно обществу. Но лично у меня остаются сомнения в этом вопросе.

Фото: Наиль Фаттахов