Захар Прилепин представил альбом "Охотник"

Известный русский писатель, лауреат премии «Большая книга» за роман «Обитель» Захар Прилепин решил на время отвлечься от литературы и вернуться к увлечению молодости – музыке.

22 апреля состоялся интернет-релиз состоящего из 13 песен альбома «Охотник», который Прилепин записал вместе с Константином Кинчевым, Александром Ф. Скляром, Дмитрием Ревякиным и группой «Элефанк».

Захар Прилепин согласился ответить на вопросы корреспондента Федерального агентства новостей, и речь пошла не только музыке, но и о кино и, конечно, о Донбассе, куда писатель несколько раз ездил, доставляя гуманитарную помощь.

— О чем именно вам бы хотелось докричаться своими песнями?

— Я хочу донести какие-то очевидные вещи. Для очень многих молодых людей понятие «Отечество», понятие мужества, понятие дерзости, понятие Родины, понятие почвы, жертвенности превратились в антипонятия, что не совсем меня устраивает.

Просто есть необходимость — не в революции, а в консервативной революции, революции во славу традиций.

Потому что мы слишком долго боролись с традицией, все смыслы были вывернуты наизнанку, и хочется опять надеть на руку эту перчатку так, чтобы она была в нормальном, обычном виде. Вот об этом, об этом.

Потому что мужчина должен быть мужчиной, женщина — женщиной, родина — родиной. И ты славен не тем, что ты пришел в этот мир, чтобы вокруг тебя водили хороводы. Ты пришел в этот мир, потому что есть прошлое и есть будущее. И ты обязан…

 

— Вы несколько раз ездили на Донбасс, эта война вас, похоже, сильно зацепила. Можете объяснить, чем?

— На Донбассе произошло что произошло.Произошла возможность того, о чем я уже мечтал лет 25 — реанимация российской государственности в самой удивительной и многообещающей для меня форме. И я думаю и совершенно убежден, что Россия, безусловно, существует в качестве империи, которая так или иначе осуществляет культурную, дипломатическую, а если нужно — военную экспансию на вверенных ей территориях. И если это не осуществляет непосредственно государство, то это осуществляет народ. В той или иной форме.

Я не думаю, что есть какие-то колоссальные различия между веком X, XVII, XIX или XXIII. Всегда будут происходить одни и те же процессы, и они происходят сегодня. И территории, которые по праву, по истории, по качеству и составу населяющих их людей принадлежат России, будут принадлежать России. В данном случае это Восточная Украина.

Эти процессы совершенно никак не прогнозировались и не имитировались государством, они оказались стихийными и подтвердили мою веру в то, что русские люди еще не израсходовались, количество материала у нас еще огромное, и многое впереди. Я очень рад был в этом убедиться еще раз и увидеть там лучших, золотых, прекрасных, сногсшибательных мужчин. И не только мужчин.

— По вашим словам можно сделать вывод, что вы отрицаете само понятие международного права. Как Россия будет осуществлять эту свою «экспансию»? Воюя со всем миром?

— Ну слушайте. Во-первых, международное право — это такая вещь… Как в русской пословице сказано, «закон — что дышло: куда повернул, туда и вышло». И если есть какие-то вещи, которые необходимо произвести в рамках международного права, право для этого активно использует все свои возможности.

И революция на Майдане может быть признана как правильная революция. А революция в Йемене может быть признана как переворот. Ну и так далее. Это не имеет ключевого значения.

То, что происходит в Донбассе, было неоднократно подтверждено выборами. Туда призвали наблюдателей со всех стран и от всех «мировых демократий». И это проблема «мировых демократий», что они не подключились к этому процессу и не легитимизировали своих прав, чтобы избежать кровопролития. Напротив, они заинтересованы в противоположных вещах.

Поэтому международное право — это система не только сдержек и противовесов, но и система колоссального фарисейства, непрестанного лукавства, откровенной подлости, передергиваний и передержек.

И мы готовы участвовать во всей этой игре, как участвовали в ней и ранее. Если вам кажется, что Россия только сегодня нарушила международное право, то это не совсем так. Она нарушала его в течение XX века многократно, и в XIX многократно, и в XVII многократно. И точно также его нарушают и ведущие «мировые демократии», и Соединенные Штаты Америки.

У нас есть свои интересы, и мы будем так или иначе применять их к международному праву и пытаться так или иначе к этому праву их адаптировать. Но это не значит, что мы будем воевать со всем миром — не надо ничего преувеличивать.

Какой вы здесь видите «весь мир»? Вы видите какое-то количество стран — 15–20, у которых другие представления о международном праве и о наших интересах. А есть другие страны, этих стран 20, или 25, или 50, которые вполне спокойно смотрят на все происходящее и прекрасно отдают себе отчет, почему Россия действует именно так, как минимум, они готовы дать этому объяснение. Вот и все. И не надо ничем никого пугать.

 

— Захар, хотя в статье вы упоминаете, что равнодушны к чужим сексуальным предпочтениям, но, насколько я поняла, у вас абсолютно другая система ценностей, чем та, что декларируется на Западе. Извините за прямоту: нет ли все-таки в вашей позиции некоторой гомофобии?

— Ну, про какую другую систему ценностей вы говорите? Во-первых, если у меня написано, что у меня нет гомофобии, значит, не надо про это спрашивать. Значит, нет здесь гомофобии. Там это сказано прямым текстом. Я не гомофоб, меня совершенно не интересуют чужие сексуальные предпочтения.

Меня волнует, когда сексуальные предпочтения начинают выноситься в качестве идеологии. А ныне все, что связано с нетрадиционными сексуальными связями и с ЛГБТ, становится новейшей мировой идеологией. Я не знаю, для чего она используется, но, тем не менее, агрессивное наступление этой идеологии совершенно очевидно.

Эта идеология все больше и больше, по крайней мере в Европе, начинает пронизывать социальные и прочие страты. Церковь, семью, школу, детские сады, культуру как таковую. Если вы этого не замечаете, то я ничем вам не могу помочь.

Но это колоссальное, и я не скажу, что стихийное, а, скорее всего, так или иначе спланированное наступление. Потому что еще 15 лет назад ничего подобного не было. И вдруг в течение последних 5–7 лет произошло сильнейшее наступление на самые разные вещи.

Например, когда церковь принудили венчать однополые браки, что противоречит на самом деле всему тому, что церковь собой являла до сих пор. И когда в скандинавских странах, в европейских странах вместо двух полов вводят пять, 25, 37 полов, когда детей называют «оно», когда появляются сказки «про принца и принца» — все это наводит на какие-то сомнения, что это разумно, понимаете?

И это искусство — одно из звеньев в этой цепи. Тут слишком видны эти швы, слишком видны эти нитки, слишком видна ангажированность, слишком видна назойливость, с которой при помощи мощнейшей иезуитской машины сообщается «граду и миру»: «Никогда не смейте обижать гомосексуалистов». И это настолько заметно — это соцреализм такой. Это такая пропаганда, которая совершенно не стесняется выглядеть пропагандой. Это моя точка зрения.

При этом кто угодно может жить и развлекаться друг с другом и использовать свою физиологию, как ему угодно. Мне до этого нет никакого дела. Но не надо мне объяснять события мировой истории вашими сексуальными предпочтениями. И уж тем более трогать мою церковь и моих детей.